Всё бывает. Бывает, намажешь лыжи неудачно, и они едут плохо. Бывает, и часто – не мажешь их вовсе, потому что некогда, почистил немного щеткой – и ничего, ехать можно. А бывает вот так, как сейчас. Застегнул крепления, толкнулся палками – и теперь стою, думаю, что делать дальше. Чем дольше думаю, тем сильнее ядовитое чувство досады. Можно, конечно, например, эти лыжи вместо снегоступов использовать – причем не пластмассовых, а дорогих, с металлическими шипами. На леденистом насте в таких точно не поскользнешься, ни в гору, ни на спуске.
А ведь и прогноз погоды подробный изучал, и форум клубный почитал – кто что советует на сегодня. И вот – намазал. Потратил на все это бесценный час. Что теперь – топать опять к машине, доставать коньковые лыжи, переодевать ботинки? Еще полчаса выбросить? Нет уж, ничего страшного, помучиться тоже полезно, зато нагрузка. Может, остынут, сотрутся немного – будет терпимо.
Последний день февраля, солнышко ласкает, ветра с плоскогорья Виоте только-только ушли прочь, трасса после короткой ночной метели снова белая, а не желтовато-бурая, три вершины Монте Бондоне принарядились, сияют, будто праздник сегодня. А я ничего не вижу – только мягкую затоптанную лыжню, которая движется навстречу издевательски медленно, да еще, краем глаза — «умные» часы, слишком умные, которые стыдят меня, показывая, что темп – 5 с половиной минут на километр. Пробую прибавить, но прибавляется только раздражение. Наконец, со смачным хлюпом влетев в ложбину с небольшой лужицей, выгребаю на пригорок и останавливаюсь. Хватит! Надо разворачиваться и скрестись обратно, день потерян.
Я поднял голову…
И вдруг все три вершины Бондоне подмигнули мне одновременно отражением солнечных лучей. Снежный мир начал раскрываться во всю свою ширь, будто полотно, свернутое до этого тугой трубкой. Я расправил плечи и глотнул легкий и до невозможности чистый воздух, уже приправленный едва заметными ароматами будущей весны – жадно, сколько поместилось в натруженные легкие. И понял, что очнулся. Проклятье развеялось. Я больше не раб секундомера. Я властитель времени. С этого мгновения оно — мое, каждая его минута длиной в бесконечность! Выключаю экран спортивных часов и надвигаю на них рукав. Поеду медленно? Ну и хорошо! Буду каждый шаг, каждое отталкивание делать правильно и красиво и радоваться тому, что умею кое-что, что тело слушает оживший мозг и с удовольствием ему подчиняется.
А горы-то какие сегодня – будто только что родились! И даже далекий гранитный монумент Адамелло с ледником на макушке – словно совсем рядом. Десять дней почти до самых вершин поднимался тяжелый, напитанный дымом туман с Паданы, но теперь его изгнал ветер. Когда бегу, сглатывая тяжелые частые удары сердца в горле – я ведь ничего этого не вижу! Словно все мелькает в мареве – то ли во сне, то ли в бреду. И способность слышать вернулась. Синички весну зовут – хочется остановиться, чтобы не заглушать их простую песню шумным дыханием, но не стану, знаю — они тогда быстро смолкнут или сразу улетят.
Замечательно, что лыжи плохо скользят – зато держат, и в любой подъем я выбегаю уверенной трусцой, дыша как полный сил человек, а не как измученная крутым серпантином лошадь. Ведь горка, особенно здесь, на высоте – самое трудное, забежал на нее, а дальше по плоскому и вниз каждый раз совсем легко; а то, что медленно – так куда мне спешить! Вот идет рядом со мной коньком могучий лыжник, пыхтит надрывно – а вверх, между прочим, едется ему ненамного быстрее. Потом он, конечно, сразу убежит вперед – ну и счастливого пути ему!
А тут вдруг лыжня ныряет в окраину соснового леса на склоне – и это ворота в другой мир. Солнце сюда если и заглянуло, то ненадолго, нетронутые сугробы лежат по сторонам лыжной дороги, воздух тут же принимается пощипывать ноздри холодом. И лыжня в аккуратном коридоре из сосен – шедевр в своем жанре искусства! Безукоризненно ровная, будто ее шлифовали вручную целый месяц, проверяя каждый миллиметр, а потом тщательно заморозили, чтобы не нарушилось совершенство формы. И лыжи вдруг – не поехали, нет – стали невесомыми и полетели с упоительным шелестом. Этот пологий спуск длиной чуть больше километра принес мне столько наслаждения скоростью, сколько не приносит целый круг в день идеального скольжения – в такой день я прохожу этот участок уже усталым и радуюсь не быстроте, которой почти не чувствую, а разве что возможности хоть немного отдышаться.
Потом мне встретилось еще несколько таких перелесков – оказалось, что сегодня можно не только походить со скоростью любознательного пешехода, но и весело поездить. На солнечные лужайки я выкатывал со счастливой улыбкой на лице, и хотя лыжи на перегретом снегу опять останавливались, улыбка не пропадала, вроде дурацкая и неуместная – но все, кого встречал, улыбались в ответ.
Удивительное чувство – наслаждение голодом. Голод нарастает медленно – и ты знаешь, с каким удовольствием сможешь его утолить, когда сойдёшь с лыжни и нырнёшь в тепло приземистого бревенчатого домика капанны Виоте, будешь не торопясь смаковать простенький панино или поленту, присыпанную тертым местным сыром трентинграна – и не будет для тебя на свете ничего вкуснее. Столетия назад – кто мог знать, что самую простую пищу горных пастухов будут почитать как изысканное блюдо?.. Только вот не получается не подумать о тех, для кого в эту же самую минуту голод – не предвкушение, а мука. Сколько их на Земле – страшно представить. Я ведь тоже хорошо знаю, как это, когда лучше не надеяться, что в скором времени найдется что поесть. Ты говоришь себе: не вспоминай о еде, неизвестно, когда она будет. Тогда внезапно голод исчезает, и терпеть становится легче… Я не гоню непростые мысли, когда они приходят, в них – молитва за всех, кому сейчас худо, и от них – еще яснее осознание бесценности того, что проживаю в эти мгновения.
И каждой крохотной клеткой тела, каждым невидимой струной души чувствую: сегодня я снова вернул себя настоящего. Того самого, кто десятки лет назад встал на лыжи вовсе не затем, чтобы показать всем, какой он быстрый и сильный и какие они медленные и слабые. Я искал свободу, искал приключение и радость, красоту и увлекательную игру – и нашел. Тогда и сейчас. Потому что «тогда» и «сейчас» – это одно и то же.
Теперь я умею выключать время.
Место действия — Scuola Sci Fondo Viote https://goo.gl/maps/xkhkSPYqArb3pp1j8
К сожалению для меня и возможно для многих людей понятие голода непостижимо. Жаль что СЛОВО для борьбы с мировым голодом имеет низкую эффективность. Как бы ни старались люди проявляя высоконравственные качества постичь весь ужас этого явления они не смогут. А смогут только те кто пережил его.
Спасибо за жизненные вопросы… и про движение вперед и про секундомер
Отчего же к сожалению — к счастью! А слово очень многое значит, как и всегда значило. Здесь о таких вещах простым и понятным языком и с помощью выразительных картинок начинают с детишками разговаривать ещё в scuola materna, детском саду. Люди беспокоятся и говорят о том, что их беспокоит. И их принято слышать. Не всё сразу, но главное — путь выбран, обратного хода не будет